[sword777]

Ну, и гулять так гулять!
Есть у меня в загашнике ещё одна работа. Написана она вместе с  Рыжая Стервь. Оценивать фик, конечно, читателям, но я хочу немного рассказать о том, что это и зачем это.
Насчёт зачем - здесь всё просто. Уж очень мне хотелось посмотреть на любимых героев в различных кинковых ситуациях. Отсюда и некоторая "клюквенность" текста - и золотоискатель Кроуфорд с выбитым передним зубом, Фудзимия в корсете и панталонах в салуне, арийский вождь с метлой, Такатори в бассейне среди голых омег, Цукиёно с ректальным термометром в руках и ночной горшок, расписанный алыми розами. И ещё-кое что.
Теперь что это - вообще-то "Легенда" первоначально была частью "Во сне и наяву", одним из снов. А потом взяла и выросла! И тянет жилы из авторов.

Название: Во сне и наяву
Автор:  Рыжая Стервь,  алиса777
Фэндом: Weiss kreuz
Рейтинг: NC-17
Пейринг, персонажи: Кроуфорд/Ран
Размер: миди
Статус: закончен
Жанр: омегаверс, AU

Во сне и наяву

1

Тело, которое было поручено охранять команде Шварц, симпатии не вызывало. Что-то неприятное таилось в этом энергичном лице, что-то, настраивающее на враждебный лад. То ли это были бакенбарды, отпущенные по моде прошлого столетия и вызывающие стойкую ассоциацию с медведем гризли, существом хитрым и опасным, то ли выражение маленьких умных глазок, на дне которых плескалось недоверие ко всему живому. «Самодовольный индюк», - так охарактеризовал подопечного Шульдих, добавив к этому эпитету пару словечек по-немецки. И в кои-то веки Кроуфорд был с ним совершенно согласен. По счастью, Брэд совершенно чётко осознавал, что работа в качестве телохранителя будущего премьера Японии — этап временный, тем более что оракул видел для себя и своей команды совсем другое будущее, в корне отличавшееся от того, что им прочили руководители из Эсцет.
Поэтому в тот момент, когда на Такатори кинулся этот ненормальный мечник, оракул даже ощутил нечто вроде горячего сочувствия, что, впрочем, не помешало ему выполнить свой долг телохранителя.
Красиво кинув на землю неадекватного самурая, Кроуфорд мельком полюбовался на его полуоткрытый рот, выдохнувший остатки воздуха из отбитых лёгких, и втянул в себя чудесный запах — запах омеги, непомеченного и свободного. После этого он отбыл вместе с Такатори, и имел возможность из окна вертолёта насладиться видом поверженного врага, бессильно мечущегося внизу.
- Где это видано, чтобы омеги кидались на альф? - усмехнулся оракул, наблюдая сверху вниз за выражением бешенства, исказившем красивое лицо омеги, - не иначе, у парня недотрах!
Собственно, на этом можно было бы поставить точку, ведь выстроить что-то незыблемое на подобном фундаменте нереально даже будучи пророком.
Однако вечером, принимая душ, Брэд Кроуфорд почувствовал, что ему приятно вспоминать этот маленький эпизод. Побрившись и уложив волосы, он накинул халат и вышел из ванной. Шёлк приятно холодил обнажённое тело, босые ноги по щиколотку утопали в ковре.
Кроуфорд достал из бара бутылку коньяка и бокал и сел в кресло, включив телевизор. Там шла какая-то муть, перемежавшаяся бесконечной рекламой.
Брэд наполнил бокал и сделал крошечный глоток, жмурясь и смакуя. Неожиданно вспомнился сегодняшний омега, его приоткрытые губы, раскинутые в стороны ноги, глаза, помутневшие от боли и шока. Кроуфорд почувствовал, что возбуждается. Он отпил ещё немного, держа бокал в левой руке, правой откинул полу халата и прикоснулся к члену. Тот уже стоял, красуясь налитой головкой, и требовал внимания.
Брэд погладил его, вначале легонько, словно пёрышком, едва касаясь пальцами, потом усилил нажим, представляя при этом своего недавнего противника, лежащего на земле с раздвинутыми ногами, беспомощного и безоружного. Потом мысленно раздел его, поставил на четвереньки и провёл головкой члена по приоткрывшимся губам. Воображаемый омега прерывисто вздохнул и, послушно вобрав член в рот, неуверенно, как и следует девственнику, начал сосать.
Кроуфорд стиснул зубы. Его рука, конечно, не шла ни в какое сравнение с мягким податливым ртом, зато знала точно, какой темп выбрать для наилучшего исхода. Интенсивная дрочка заняла не более минуты, и покрытый испариной Брэд, так и не выпустивший из левой руки наполовину опустошённый бокал, откинулся на спинку кресла, тяжело дыша.

Ночью Кроуфорду приснился эротический сон.
Снилось ему, что он выходит из дома, одетый в шёлковый казакин и шаровары, и сопровождают его юные рабы с опахалами, и нежные мальчики, чей наряд — прозрачная вуаль, едва прикрывающая чресла, подносят ему сласти, орехи и вино. И сладостная музыка тешит слух и радует душу, а музыканты невидимы, словно сыны ветра.
И вышел он в сад, и шагнул на мощёную глазурованной плиткой дорожку, которая сама по себе — произведение искусства, и дорожка привела Брэда к фонтану, в чаше которого плескались золотые рыбки.
И видит он — на площади у фонтана столб, а к столбу прикован обнажённый наложник, мальчик с белой кожей и алыми волосами. Цепи врезаются в тонкие щиколотки, оставляют красные натёртости на запястьях. Голова наложника опущена, и нельзя рассмотреть его лицо. Вокруг столба ходит толстый евнух и щёлкает кнутом.
- Давно он здесь? - Кроуфорд кивнул евнуху, словно старому знакомому.
- Со вчерашнего вечера, господин, - подобострастно поклонился тот, - как вчера привели, так я сразу его на цепь. Уж больно он своенравен!
- Всю ночь, значит, - задумчиво сказал Брэд. - Эй ты, раб, подними голову! Я велю тебе посмотреть на меня!
Мальчик вздрогнул и послушно задрал голову вверх. У него были необыкновенной красоты глаза — фиолетовые, длинного, слегка раскосого разреза, и Кроуфорд задумался, пытаясь вспомнить, где он уже видел это лицо.
- Господин, пожалуйста, господин! - взмолился прикованный.
Из глаз наложника покатились слёзы. Он жалко всхлипнул и задрожал всем телом.
- Отвяжи его, Расул, - поморщился Брэд.
Евнух, злорадно усмехаясь, кинулся выполнять приказ. Цепи упали, зазвенев. Мальчик зашатался и осел наземь.
- А теперь я хочу, чтобы ты показал мне, что умеешь быть послушным, и что я не зря тебя простил, - заявил Кроуфорд.
- Что мне сделать, господин? - с готовностью спросил наложник.
- Доставь мне удовольствие, раб, возьми в рот.
У наложника были мягкие губы и быстрый язык, и Брэд едва сдерживал стоны, проникая ему глубоко в горло.
Увлёкшись, он не замечал, что евнух худеет на глазах, всё больше обретая знакомые резкие черты, как не замечал, что реальность сна уже истончилась, и сквозь неё проступает знакомая комната, и в тот момент, когда он уже был готов излиться в податливое горло, наступила явь.
Кроуфорд открыл глаза. Такого казуса с ним не случалось уже с благословенного отрочества — он кончил во сне, и перемазанное спермой постельное бельё противно липло к бёдрам.
Телепат, чья спальня располагалась за стенкой, бодрствовал. У него уже давно вошло в привычку пытаться проникнуть за ментальные щиты шефа, когда тот спал. В конце концов, это стоило делать только из чувства самосохранения - неизвестно, что мог задумать оракул, и как это скажется на команде в целом, и телепате в частности. Кроуфорд, обычно успешно закрывавшийся от вторжения, во время сна иногда пропускал телепатическое проникновение, и в эти мгновения Шульдих просто пьянел от того факта, что смог не только узнать, что скрывает оракул, но и поимел его, словно молоденькую дурочку на первом свидании.
Но сегодняшний улов превзошёл все ожидания телепата.
- Интересные у тебя сны, Кроуфорд, - протянул он, - пожалуй, я запишусь на следующий киносеанс!

2

Ая Фудзимия за время, прошедшее с того момента, как гибель родителей поделила его жизнь на два неравноценных отрезка - «до» и «после» катастрофы, привык жить двойной жизнью. И обе части этой жизни были посвящены сводной сестре*, тому единственному, что тонкой ниточкой привязывало его к счастливому, безвозвратно утерянному прошлому. Кроме Аи у Абиссинца не было привязанностей. Он не дозволял себе никаких слабостей, ведь на слабости всегда можно сыграть и выиграть.
Его команда не стала исключением.
Команда Вайсс состояла, помимо Фудзимии, из двух альф – Оми Цукиёно и Кэна Хидаки и беты – Ёдзи Кудо. Все трое были связаны дружбой, которая не распадалась, даже подвергшись испытанию на прочность. Но Абиссинец и тут держался особняком.
Он так и не сблизился ни с кем. Доверяя товарищам прикрывать свою спину, он не мог доверить им свою душу.
Фудзимия считал, что ничто не сможет поколебать его хладнокровие и заставить изменить выбранному пути, но как же он ошибался!
Чудовищность этой ошибки он понял сразу, с той достопамятной встречи, когда Кроуфорд с самоуверенностью альфы швырнул его на пол, отбив, кажется, все внутренности, и удалился, оставив Абиссинца в живых, как будто не боялся нажить себе смертельного врага. Ая принял вызов, вернее, так ему казалось. На поверку вышло, что не получилось из него достойного противника для оракула.
В периодических столкновениях со Шварц Кроуфорд с надоевшим уже постоянством оказывался против Абиссинца, и Ая имел возможность оценить его силу и неуязвимость. Чёртов оракул всегда был на полшага впереди, и, как Фудзимия не бился, ему нечего было противопоставить паранорму, кроме осознанного решения во что бы то ни стало исполнить свой долг, если придется, то ценой собственной жизни. Превосходство Кроуфорда было столь ощутимо, что Ая не мог понять, почему он до сих пор выходит из этих схваток живым и даже относительно невредимым. Остыв после очередного противостояния, Фудзимию начинал испытывать жар другого рода – привлекательность заклятого врага пробуждала так тщательно подавляемые омежьи инстинкты, с легкостью сметая все упорно выстраиваемые преграды.
В борьбе с собственным либидо Ая пока побеждал. В свободное время он изнурял себя тренировками до такой степени, что некоторое время назад у него прекратились течки, и врачи Критикер, обеспокоенные этим обстоятельством, пригрозили госпитализацией, если он не перестанет издеваться над собственным здоровьем. Ему даже предложили подобрать альфу для регулярного секса, но Фудзимия с негодованием отверг все попытки вмешаться в свою личную жизнь и тренировки продолжил.
Если днем ему ещё удавалось держать под контролем собственные желания и инстинкты, то ночью молодой и жадный организм брал верх и злонамеренно подкидывал ему все более возбуждающие картинки, после которых Ая долгое время не мог прийти в себя.
После очередного «мокрого» сна Абиссинец бежал в тренировочный зал, и свист его боккэна тревожил рассветную тишину, разгоняя смутные желания. Так было и сегодня, когда, привычно входя в боевой транс, Фудзимия размеренно выполнял ката, контролируя дыхание и добиваясь идеальной точности движений. Тело слушалось до какого-то мгновения, когда вдруг у Аи перехватило горло и потемнело в глазах, и он упал ничком на татами, раскинув крестом руки.
Там его и нашли взволнованные его отсутствием Оми и Кэн. Ая лежал в глубоком обмороке и только слабо застонал, когда Кэн приподнял его голову. Цукиёно мухой метнулся наверх и бешено заколотил в дверь Кудо, вкушающего самый сладкий предутренний сон. Уже в следующую минуту Балинез, извлеченный из недр двуспального ложа, спешил на помощь.
Пока не подающего признаки жизни Фудзимию переносили в его спальню, Оми, не забывавший о своём долге перед организацией, мучился над составлением отчёта.
«Абиссинец нестабилен», - написал он и на какое-то время задумался. Дальнейшее могло стать для Фудзимии роковым, если Цукиёно не придумает что-нибудь, что позволит оставить Аю в команде.
«Предполагаю, что состояние Абиссинца обусловлено разнородным составом команды, - строчки посыпались из-под пальцев сами собой. – То, что команда состоит из представителей трёх разных полов, не может не сказаться на психическом состоянии омеги, не имеющего постоянной пары. Балинез, являющийся бетой, крайне невоздержан в связях, поэтому может попытаться склонить Абиссинца к интимному контакту. Также присутствие альфы-Сибиряка должно влиять на психофизическое состояние омеги. Учитывая всё вышеизложенное, представляется целесообразным подобрать Абиссинцу индивидуальный курс гормонотерапии. Если же это окажется невозможным, то во избежание утечки информации следует выбрать для Абиссинца альфу внутри команды. При этом необходимо помнить, что Абиссинец и Сибиряк сражаются вместе, вступая в непосредственный контакт с целями. Поэтому наличие между ними отношений, выходящих за рамки рабочих, может поставить под угрозу успешное выполнение миссии», - закончил Бомбеец.
Оми прекрасно отдавал себе отчёт, насколько притягательным для него был Фудзимия. Не раз и не два он дрочил в ванной на недостижимый образ этого омеги, и мог пока только мечтать прикоснуться к его телу, хотя бы в качестве медбрата, оказывая помощь при лечении ран. Сегодня у Цукиёно появился шанс, и он собирался им воспользоваться.

Ая очнулся в собственной постели. Он лежал, укрытый одеялом до самого подбородка, а рядом на краю кровати примостился Оми, участливо моргающий синими глазищами.
- Что со мной? – хрипло спросил Фудзимия.
- Ничего страшного, Ая-кун, ты просто переутомился, - ответил Цукиёно, ободряюще улыбаясь, – однако у тебя на лбу испарина и ты весь красный, хорошо бы измерить температуру.
- Вот как… Что ж, давай сюда термометр.
Фудзимия протянул руку. Оми замялся, он держал в обеих руках чашку и градусник, и видно, никак не мог решить, какой предмет следует подать первым. Ая лишил его возможности выбора и взял чашку, на дне которой плескалась бесцветная жидкость с лекарственным запахом.
- Что это?
- Это лекарство, Ая-кун. Успокоительное, – торопливо отвечал Бомбеец, - доктор сказал, что тебе необходимо как следует отоспаться, так что ты выпей его, и, возможно, завтра уже встанешь на ноги.
Фудзимия пожал плечами и последовал совету. Тепло разлилось по всему телу, тут же неудержимо потянуло в сон.
- А как же температура? – борясь с навалившейся слабостью, спросил Ая, – давай сюда свой градусник.
- Я сам тебе померю, - с готовностью предложил Цукиёно, упорно глядя себе под ноги.
Фудзимия, в кои-то веки переложив заботу о собственной персоне на чужие плечи, вздохнул и позволил сознанию уплыть, смутно надеясь, что на сей раз он просто забудется без постыдных сновидений.
Оми посидел еще немного и, удостоверившись, что Ая уснул, осторожно откинул одеяло и перевернул командира на бок. Ему было стыдно за свое поведение, но не настолько, чтобы он отказался от такой возможности. В конце концов, Абиссинец сам виноват – выбери он сначала термометр, не пришлось бы теперь Оми выполнять обязанности медсестры.
- Ая-кун, это для твоего блага,- не слишком, впрочем, уверенно прошептал Цукиёно, – я просто померю температуру, и всё.
Вначале Оми честно хотел засунуть термометр Ае под мышку, но тут мысль о том, что полевой командир команды может случайно сломать пластиковую трубочку и пораниться, подала ему некую мысль, и надежда, трепетная и робкая, потихоньку овладела его душой. Именно она, как осознал потом Цукиёно, управляла его руками и головой.
Просунув руку под бедра спящего, Оми стянул с него боксеры и сглотнул, дернув кадыком. Ая пошевелился во сне и перевернулся на живот, согнув одну ногу в колене. Цукиёно, как зачарованный, протянул пальцы к подтянутым ягодицам и погладил, тут же отдернув руку, словно обжёгшись.
Омега шумно вздохнул и выпростал из-под себя руку, уронив ее на подушку и расслабив кисть.
Бомбеец притих, жадно всматриваясь в раскинувшееся перед ним нагое тело, затем, решившись, извлек из футлярчика термометр.
- Я просто померю температуру, ничего более, - повторил он еще раз, добросовестно убеждая себя в том, что не делает ничего предосудительного. Старательно игнорируя тот факт, что мерить температуру ректально вовсе необязательно, он развел в стороны Аины ягодицы, открыв нежное отверстие. Сжав зубы, Оми протолкнул в него палец, с замиранием сердца ощутив, как он скользит внутри по выделившейся смазке. Фудзимия коротко выдохнул и потерся бёдрами о постель, не просыпаясь – у него была эрекция.
Со слезами на глазах Цукиёно задушил в себе порыв заменить пальцы членом, приготовил термометр, аккуратно вставил в алчно втянувший его анус и прикрыл Аю одеялом, от греха подальше. Он лишь позволил себе обнять командира через одеяло, для того только, чтобы зафиксировать его тело и не дать ему случайно пораниться о градусник. Через требуемое время Оми вытащил прибор – температура держалась на тридцати восьми градусах, что, с учетом метода измерения, ненамного превышало норму.
Бомбеец натянул на Аю трусы и со вздохом оставил его одного – Фудзмия сейчас был так беспомощен и уязвим, что Цукиёно побоялся поддаться искушению. И только закрыв за собой дверь собственной комнаты, стиснув поднявшийся член в потном кулаке и хватая воздух пересохшим ртом, Бомбеец дал себе волю.
Много позже, уже лёжа на собственной кровати, Оми обдумывал сложившуюся ситувцию. Дело было дрянь. Недавно Абиссинец столкнулся с противником, которого не смогло победить всё его искусство кендоиста. Кто он такой, этот гайдзин, телохранитель Такатори? Он будто предугадывал все приёмы Фудзимии и успевал их нейтрализовать без малейшего вреда для себя. «Мысли он, что ли, читает, - угрюмо подумал Бомбеец, - бред какой! Такого просто не может быть».
Однако факт оставался фактом – это случилось, в поединке один на один непобедимый дотоле Абиссинец потерпел поражение, и было неясно, почему его противник не воспользовался своим преимуществом и не убил настырного мечника.
Теперь в отчётах Критикер будет сложно ссылаться на незаменимость Фудзимии и его бойцовские качества, а придётся искать другие аргументы, чтобы оставить его в команде, - думал Цукиёно, проваливаясь в сон. Ничего, он умный, он найдёт убедительные доводы.
Комментарий к части
* В авторской омегаверс-вселенной существует четыре пола - мужчины-альфы, беты - мужчины и женщины, мужчины-омеги. Дети могу рождаться только в союзе мужчины-беты и женщины, а также альфы и омеги. Соответственно, Ая-Ран, раз он омега, родился в семье альфы и омеги. Но тогда возникает вопрос о сестре, который пришлось решать следующим образом - отец Рана первым браком был женат на омеге, вторым - на женщине, у которой уже был ребёнок, так как союз альфы и женщины был бы бесплоден.

3

Фудзимия притаился в темноте, сжимая катану в разом вспотевших ладонях. Он готов был ждать долго, только боялся, что его сердце, стучащее так громко, что, казалось, было слышно на улице, от волнения встанет как вкопанное, и тогда ему не удастся закончить начатое дело.
Гул приближающегося двигателя отдавался в ушах, почти неотличимо от шума крови. Ая дёрнул кадыком, сглатывая образовавшийся в горле комок, и прыгнул навстречу сияющим в темноте фарам.
Он приземлился удачно – на крышу мчащегося автомобиля. Чудом удержался на ней, хотя встречный ветер пытался сорвать его вниз и бросить под колёса. Примерившись, Абиссинец с силой вонзил клинок в крышу авто. Металл поддался и раскрылся рваной раной, как консервная банка. Ая повторил удар, потом ещё и ещё, пока машина, взвизгнув тормозами, не встала, проехавшись юзом по обочине.
Фудзимия слетел вниз, сгруппировался и встал, готовый, если понадобится, отразить нападение.
Дверь открылась, и из машины вальяжно, небрежно отряхивая рукав отглаженного пиджака, вышел Брэд Кроуфорд.
- К сожалению, мистера Такатори здесь нет, - проронил он, - у меня было видение, что ты нападёшь на эту машину, и мы приняли меры.
- Вот как? Сила предвиденья? – уточнил Фудзимия, приготовившись атаковать. Но тут Фарфарелло выпрыгнул из темноты, как чёртик из табакерки, и бросился на Абиссинца.
- Ты такой забавный! – заметил Кроуфорд. Он не спеша снял пиджак и галстук и, оттеснив Фарфарелло, вступил в схватку.
В ответ на эту издёвку Ая закричал и, подняв оружие, кинулся на врага.
Враг легко ушёл от столкновения. Катана полетела наземь, и противники сошлись в рукопашной. Кроуфорд играл с Фудзимией, как играл бы с котёнком, подбрасывая ему привязанный на верёвочку шуршащий фантик, и это приводило Абиссинца в бешенство. Вся его ярость вырвалась наружу и обратилась против насмешливого лощёного гайдзина, так нагло игнорировавшего его силу и ненависть. А гайдзин наслаждался моментом. Блестя стёклами очков, сверкая оскаленными в ухмылке зубами, он с восторгом ощущал внутри себя горячий, словно лава, азарт. Этот азарт не давал душе, обросшей коркой застарелого цинизма, закаменеть окончательно. Брэд чувствовал себя живым, яростное пламя чудесных глаз противника будило в нём ответный восторженный порыв.
В какой-то момент Фудзимии удалось перехватить летящий в переносицу кулак и намертво зажать его в руке. Но тут на него сбоку налетел вооруженный стилетом Фарфарелло. Абиссинец, увернувшись от удара, потерял равновесие и упал на землю. Оракул тут же воспользовался своим преимуществом. Кроуфорд ухватил лежащую на земле катану и приставил к горлу Фудзимии.
- Я потрясён, - заявил он, не торопясь пускать в ход оружие, - ты выступил против меня, и довольно успешно. Но теперь ты видишь, что в итоге твои жалкие попытки не стоят ничего?
Ая закрыл глаза и отвернулся, ожидая, что острая сталь вот-вот взрежет кожу на его шее и, как сквозь масло, пройдёт через шейные позвонки.
Кроуфорд стоял с катаной, приставленной к горлу врага, и изо всех сил старался не порезать его тонкую кожу. Он видел, что на белой шее бьётся тонкая жилка, он обонял едва уловимый запах омеги, он видел маску безразличия на лице того, кто считал мгновения до своей смерти – видел, и знал, что не в последний раз.
Подъехавшая на полном ходу машина заставила оракула бросить катану и отскочить в сторону. Не ожидая, когда авто остановится, Ая вскочил в услужливо приоткрытые двери и уехал.
- Ты отпустил его, - задумчиво сказал Фарфарелло.
- Да, - легко согласился Кроуфорд, - мы всего лишь телохранители, не забывай об этом. Мы просто отогнали пчёл, а убивать их – не наша работа.
Берсерк с лёгкой издёвкой посмотрел на оракула и отвернулся.

Попав, наконец, домой, Кроуфорд первым делом отправился в душ.
Он стоял под невозможно горячими струями и не мог согнать с лица улыбку. Ему было приятно думать об Абиссинце, мысленно возвращаясь к сегодняшней схватке. Тем более, что эротические фантазии, пережитые во сне с непосредственным участием Фудзимии, изменили его восприятие этого омеги. Член от этих мыслей дрогнул и встал. Кроуфорд положил на него руку и сжал, намереваясь снять напряжение, но невовремя затренькавший телефон заставил отказаться от этой идеи. Шёпотом выругавшись, Брэд схватил трубку.
Мистер Такатори немедленно вызывал к себе своего телохранителя, одного и без остальных членов команды.

Кроуфорд прибыл на место, подтянутый и невозмутимый, как всегда. Такатори коротко кивнул и пошёл к автомобилю. К изумлению Брэда, двор был наводнён дорогими машинами, среди которых оракул узнал лимузин министра финансов Миехары. Усмехнувшись про себя, Брэд подумал о том, как счастливы были бы Вайсс, проведав об этом сборище – можно было накрыть одной шапкой всё осиное гнездо. Мысли привычно соскользнули на недавнюю схватку, а память услужливо подсунула соблазнительные видения из недавних снов. Коротко выдохнув, Кроуфорд пропустил Такатори на переднее сиденье и занял своё место.
Кавалькада из лаково-чёрных лимузинов тронулась прочь из города, в место, где Брэд ещё не бывал. Ночной пейзаж со свистом проносился мимо, и оракул с усилием отвёл от окон глаза, чувствуя, что засыпает, утомлённый этим мельтешением. По счастью, цель была близко, и вскоре авто остановились.
При попытке рассмотреть окружающее пространство взгляд упирался в густые заросли бамбука, надёжно скрывавшие внутренний двор и дом. Из темноты выступил привратник, молча поклонился и поманил за собой. Такатори первый ступил на посыпанную белеющим в темноте песком дорожку.

Дорожка, виляя между смутно видневшимися в ночи силуэтами кустов, привела к дому, построенному в классическом японском стиле – приземистому и широкому. Проводник опустился на колени у входа и раздвинул сёдзи. Рэйдзи разулся и проследовал внутрь с уверенностью человека, попавшего в хорошо знакомое место. Остальные, переглядываясь с пошлыми ухмылками, прошли за ним. Кроуфорд шёл поодаль, зорко оглядываясь по сторонам, хотя его дар не предвещал ничего опасного.
Навстречу посетителям, лучезарно улыбаясь сомкнутыми губами, выплыла мама-сан, одетая в светло-серое иромудзи. Её лицо было лишено даже намёка на грим, словно лицо настоящей стареющей гейши, и в сложной традиционной причёске Брэд не увидел характерных украшений.
Хозяйка опустилась на колени и грациозно наклонила голову, позволяя гостям полюбоваться изгибом тонкой шеи и открытой до середины лопаток спиной.
- Здравствуй, Юрико. Надеюсь, ты приготовила всё самое лучшее? – прогудел Такатори.
- Такатори-доно, для вас всегда всё самое лучшее, - прошелестела мама-сан, - не угодно ли отведать скромное угощение? Вечер только начался!
Рэйдзи первым подал пример и опустился на татами. Остальные гости усаживались рядом. Кроуфорд остался стоять, как положено телохранителю, но Такатори повернулся к нему и потянул его за пиджак.
- Садись, - велел он, - в этом месте мне ничего не угрожает.
«Зачем тогда нужно было вытаскивать меня из дома? – раздражённо думал Брэд, опускаясь вниз и поджимая под себя ноги, - самодовольный индюк! Всё ради статуса! Пусть все видят, что охрана сопровождает его даже в сортир!»
Пока он боролся с дурным настроением, сёдзи разъехались в стороны, пропуская нескольких девушек, одетых как майко, с густо набелёнными лицами и подкрашенной помадой нижней губой. Девушки передвигались на коленях, ловко неся маленькие подносы с приборами для саке. Увидев девушек, гости оживились.
Те рассыпались между мужчинами, потчуя их из маленьких пиал. Одна из майко, вежливо кланяясь, протянула напиток Кроуфорду. Тот извинился и отказался, чем весьма огорчил девушку. Остальные же с энтузиазмом отдавали должное саке. Вскоре языки развязались, глаза заблестели, и гости совершенно расслабились. Сам Рэйдзи непринуждённо общался с майко, хохотал, откидывая голову назад, и только оракул замечал, что глаза у него при этом абсолютно трезвые и холодные, как у степной гадюки.
В разгар веселья хозяйка впустила в комнату стайку омег, одетых, как школьники. Причём омеги пониже ростом изображали учащихся младших классов. Их длинные волосы были схвачены заколками, на ногах красовались белые гольфы, собранные на щиколотках в гармошку. Одеты они были в тёмно-синие короткие шортики и белые рубашки, завязанные на шее пышным голубым бантом. Те из омег, что изображали школьников старших классов, отличались только причёсками – все они щеголяли короткими модными стрижками – да тем, что вместо бантов на них были галстуки в диагональную полоску – голубую и бордовую попеременно. Волосы у всех были выкрашены в разные цвета, встречались и блондины, и шатены, и рыжие, и даже с волосами синего и изумрудного цвета – наверно, для каких-нибудь совсем свихнувшихся отаку.
«Школьники» молча прошли в комнату и сели на пятки, сложив руки на голых коленках. Высокопоставленные гости пожирали их голодными взглядами.
- Да, куда катится мир, если за тем, чтобы обонять цветы невинности мы идём в «ивовый квартал»! – всплеснул руками Миехара.
- Когда я получу всю полноту власти, то непременно верну наши исконные ценности, - провозгласил Такатори.
Повинуясь знаку хозяйки, омеги поднялись на ноги, помогли гостям подняться и повели их во внутренний дворик, где между кустами можжевельника располагался бассейн с горячей водой. Чиновные мужи охотно давали себя увлечь, по дороге дурачась и лапая своих сопровождающих. Те только хихикали и краснели, однако, после того, как все оказались у бассейна, «школьники» стали раздеваться. С напускной скромностью, жеманясь и медля, они снимали одежду – один предмет за другим, распаляя гостей. Сандалии, гольфы, галстуки и банты – всё это сбрасывалось тут же у бассейна. Кто-то для пущей пикантности оставил на себе галстук, кто-то, не снимая гольфиков, уже расстёгивал брюки на возбуждённом клиенте. Кроуфорд много бы дал, чтобы не быть свидетелем происходящему – зрелище озабоченных пузатых старцев, зажимающих юных омег, вызывало двоякие чувства - с одной стороны, оно было отвратительно, а с другой - вызвало нешуточный стояк. Тем временем гости вместе с омегами оказались в бассейне, и веселье продолжилось в воде. Рэйдзи завладел сразу двумя юношами,темноволосыми и прекрасными традиционной японской красотой, и те ублажали его, болтая и смеясь и скромно взглядывая на своего влиятельного клиента из-под ресниц. Один Кроуфорд стоял у бортика при полном параде.
Такатори устремил на него взгляд, затем указал на своего телохранителя хозяйке. Та улыбнулась и кивнула. В то же мгновение Брэда облепили четверо голых мокрых омег, которые начали стаскивать с него одежду. Кроуфорд увидел довольную ухмылку работодателя, и не стал сопротивляться, ограничившись только присмотром за кобурой пистолета. Один омега, с коротко стриженными рыжими волосами, опустился на колени и стал развязывать шнурки на ботинках Брэда, второй в это время с энтузиазмом стаскивал пиджак, и Кроуфорда очень волновало, не заберётся ли ретивый юноша к нему в карманы. Третий и четвёртый взялись за брюки, шутливо отпихивая друг друга в сторону. В довершение всего один из омег начал раздеваться перед носом у Брэда. Не торопясь развязал бантик на шее, снял рубашку, стянул с себя шорты. Под ними оказались белые трусики, скромные, словно принадлежащие юному девственнику. Омега кинул на Кроуфорда озорной взгляд, отвернулся и стал стягивать с себя трусики, крутя круглым белым задком. Оракул не смог заставить себя отвернуться и не смотреть, как омега наклоняется вперёд, на прямых ногах, высвобождает ноги из трусов, и раздвинутые ягодицы открывают любопытному взору блестящий от смазки анус.
Рэйдзи с удовольствием наблюдал за этой вознёй, и оракулу даже показалось, что в его взгляде мелькнуло нечто, похожее на презрение.
Когда пиджак был благополучно откинут в сторону, а ботинки сняты вместе с носками, омеги приступили к рубашке. Кобура сильно мешала процессу, но, поскольку Кроуфорд вцепился в неё, как чёрт в грешную душу, омегам пришлось идти окольными путями. Расстегнув все пуговицы и по очереди высвободив руки Брэда из рукавов, его вытряхнули из рубашки, оставив только галстук и пресловутую кобуру. Отвлёкшись на охрану оружия, Кроуфорд не заметил, как вышагнул из брюк. Двое омег, трудившихся над нижней частью его гардероба, уже гладили сквозь трусы его член, нашёптывая комплименты. Один из них, с мелированной в блонд чёлкой, спустил с Брэда трусы и прижался губами к головке члена. Кроуфорд мысленно взвыл. Тут его от души чмокнули в плечо. Губы, приложившиеся к коже, были подкрашены бесцветным блеском и препротивно липли, так что Кроуфорду немедленно захотелось вымыться. Он рассеянно оглянулся на бассейн.
Увидев, что гость потерял бдительность, один из омег, как бы походя, столкнул Брэда в бассейн, и он плюхнулся туда со всего размаха, подняв тучу брызг.
Такатори громко захохотал при виде своего телохранителя, всегда невозмутимого, а теперь голого, в очках, криво сидящих на носу, намокшем галстуке и при оружии.
- Всегда начеку, да, Круфорд? – насмешливо сказал он, - вы, американцы, слишком много думаете о себе. Но ничего, стоит мне взять эту страну в свои руки, и я изменю всё. Я избавлю её от вашего тлетворного влияния, вот увидишь.
Брэд не отвечал, он был слишком занят – омега с высветленной чёлкой погрузился в воду у его ног и с наслаждением сосал его член, а второй покрывал поцелуями его грудь, спускаясь на живот.
Оргазм взорвался в самом мозгу, так, что потемнело в глазах, и на мгновение Кроуфорд даже оглох.
- Данна! Вы превосходны, данна! – вынырнувший из воды омега с сияющей улыбкой смотрел на оракула, - ваше семя на вкус как чёрная икра!


Предутренний сон, последовавший за этой вакханалией, Брэд воспринял, как законное воздаяние за грехи.
- О Брэдли, милый Брэдли! – пышная брюнетка, разменявшая четвёртый десяток, спешила навстречу, раскрывая ему объятия, и Кроуфорд рухнул туда, утонув в пышном бюсте фемины. – Неужели это ты? Давненько тебя не было! Но говорят, ты при деньгах? Не обидишь старую знакомую?
- Что ты, Донна! Когда это я оставлял в твоём заведении меньше унции?
Брэд ухмыльнулся и сдвинул на затылок широкополую шляпу; его отражение в треснутом зеркале, намертво приклеенном к потолку, показало чёрный провал на месте переднего зуба, выбитого в драке с Малышом Питом. – Что, слухи уже и сюда докатились? Ах вы сплетники!
- О чём ты говоришь, Лаки? Чем же ещё заниматься в этой дыре! Что будешь пить?
- То же, что и всегда – твой дрянной виски.
- Эй! Ты же не хочешь меня обидеть? Девочки! Виски нашему дорогому гостю! Да стакан помойте, лентяйки!
Кроуфорд потягивал виски. В зубах дымилась сигара, о правую руку ластилась мулатка Роза, заглядывая в глаза удачливому старателю.
Он с лёгкой усмешкой обозревал эту обитель порока, в которой так привык просаживать денежки. В воздухе плавал табачный дым, поднимался к закопчённому потолку и висел там сизой пеленой. Рыжий тощий музыкант, работавший тут, кажется, со времени основания Фриско и славившийся тем, что ещё никто не сумел точно определить его пол, бренчал на разбитом пианино что-то надтреснуто-нежное, и у Брэда защемило сердце.
- Так что ж, у вас действительно всё по-старому? – спросил он скорее, чтобы развеять непрошеную грусть, чем из настоящего интереса.
- У нас новенький, - заявила Роза, - хорошенький омега. Приехал сюда с альфой, но покровитель бросил его и оставил без денег. Теперь он в нашем заведении.
При всей своей хрупкости длинноногая мулатка обладала низким голосом проповедника.
- Донна! – крикнула она так громко, что Кроуфорд чуть не подскочил на месте, - давай покажем нашему гостю Аю!
- Рыжий! – послышался голос хозяйки, - прекращай бренчать! Как на похоронах, ей-богу! Заканчивай, мои девочки и мальчики уже хотят размять ножки!
Нежная музыка прервалась на половине темы, звуки хаотично разлетелись в стороны и словно повисли в воздухе. Но они тут же были смыты музыкальной волной, когда рыжий без околичностей перешёл на что-то нестерпимо бравурное.
На импровизированную сцену в центре салуна выбежали «девочки» и несколько омег. Сияя нарисованными улыбками, блестя глазами из-под густо накрашенных ресниц, они выстроились цепочкой и стали танцевать нечто, напоминающее канкан. Выступающие были одеты в длинные белые панталоны, сильно присборенные на талии и заканчивающиеся возле колен кружевными оборками. Сверху торс прикрывали корсеты, дополненные у женщин косынками, прячущими от нескромных взглядов полушария грудей. Кроме того, на "девочках" были короткие пышные юбки, и оборки панталон дразняще выглядывали наружу из-под пышных фалд.
Брэд словно плыл, с удовольствием отдавшись атмосфере безудержного веселья и лёгкости бытия. Он созерцал аппетитные зады в пышных панталонах и щупал ничего не имеющую против Розу, пока вдруг что-то не заставило его выпустить изо рта сигару и выпрямиться на стуле.
Характер музыки неуловимо изменился, кордебалет отступил, пропуская вперёд новое лицо.
Посреди сцены стоял омега, совсем ещё юный. Его длинные волосы необычного цвета – спелой вишни – были забраны на темени в хвост и спускались ниже лопаток. Аметистовые глаза, подкрашенные тушью, горели мрачным огнём, узкий рот был непримиримо сжат. На нём были надеты такие же панталоны и корсет, открывающий нежные розовые соски и безволосую грудь, но от пояса сзади на пол спадал атласный шлейф. На ногах были обуты сандалии со шнуровкой до колена, а кисти рук скрывали тонкие перчатки без пальцев.
- Это наш Ая, - пробасила Роза с непонятным выражением на лице. Это была смесь из злости, ревности, восхищения и жалости, и Кроуфорд торопливо отвернулся. Ему стало неприятно, словно увидел что-то очень личное, не предназначенное для чужих глаз.
Музыка, которую Брэд уже не слышал, но просто ощущал всей кожей, подтолкнула Аю вперёд. Он шагнул вниз, с помоста, и запел низким, чуть хрипловатым голосом.
«Я избавлю тебя от слёз,
Я избавлю тебя от печалей.
Отдай мне последний медяк»
Посетители салуна нестройным рёвом заглушали певца, хотя самим им казалось, что они его таким образом подбадривают. Ая шёл по салуну, не замечая рук, норовящих облапать его и схватить за зад. Его неудержимо влекло за тот столик, где в молчании, с вытаращенными глазами и открытым ртом сидел Брэд Кроуфорд.
Не переставая петь, Ая легко вскочил на стол, шагнул к Кроуфорду и опустился на корточки перед его лицом.
«Я избавлю тебя от слёз,
Я избавлю тебя от печалей.
Отдай мне последний медяк,
отдай всё своё серебро.
И всё золото мира станет твоим!
Малыш, мы при деньгах, да, мы при деньгах, так что, сладкий, давай.
Отдай деньги в рост, пусти на ветер и снова пусти в оборот» -
пел он, глядя Брэду в глаза. Кроуфорд привстал, и Ая ухватил его за шейный платок, притягивая к себе заросшее щетиной лицо. Выдохнув последнюю ноту, омега наклонился и прижался губами к губам Кроуфорда.
Опрокинутый стул с грохотом покатился по полу, стол отлетел и врезавшись в стену, развалился на части. Пока Донна, уперев руки в бока, подбирала самые выразительные слова для дорогого гостя, Брэд взвалил омегу себе на плечо и, придерживая рукой за задницу, потащил наверх, в номера.
Он пинком распахнул первую попавшуюся дверь, захлопнул её и защёлкнул задвижку. Потом повернулся и сбросил свою ношу на кровать, занимавшую почти всю комнату. Кроме этого предмета мебели в комнате было трюмо, засиженное мухами, да фаянсовый умывальник с отбитым краем, под которым горделиво стоял ночной горшок, расписанный алыми розами.
Ая лежал, не двигаясь, на малиновом покрывале, когда-то дорогом, а теперь застиранном и вылинявшем, и во взгляде его сквозила обречённость и насмешка. Кроуфорд уставился на него своим фирменным взглядом, повергавшим в трепет гораздо более сильных противников, выругался, длинно и непристойно, и рухнул сверху, вжимая Аю всем телом в жалобно заскрипевший матрас.
Омега попытался выскользнуть из-под Брэда, но тот, нежно шепча невнятные ругательства и путаясь в складках одежды, стал срывать с омеги панталоны. Кроуфорд подобрался к вожделенному телу и уже чувствовал кончиками пальцев тепло кожи, но в этот момент Ая с усилием потянулся и зацепил рукой тяжёлую бархатную штору, собиравшую на окне пыль. Он дёрнул штору на себя, она упала и накрыла Кроуфорда темнотой, и когда оракул открыл глаза, калифорнийскую душную ночь уже сменило токийское утро.